Андрей, 55 - 24 марта 2012 20:45

И ей было тихо до дрожи в коленках и так невозможно хуево, Что дождь забирался змеёю под кожу и рыл там заветные норы, Она высыпала песок из ладоней по берегу южной Айовы, И в пальцах катала беззвучное имя того, кто звал ее Элеонорой. Мерзавцем он был и мерзавцем остался, пятном на потрепанных джинсах, Но столько любви в этих трепетных скулах, что были бы силы прижаться Она на коленях, иголки по пальцам и шепотом: «Господи, сжалься, Возьми мое сердце, оно не обманет, вот ей-те, могу побожиться».
Не плакалось, сдохнуть, казалось бы проще, чем свет добывать из тоннелей, Засыпанных штолен, заваленых башен, не взятых чужих бастионов, Она засыпала под взрывы звонков и шарахалась громкой шрапнели Чужих голосов, что настойчивым гулом могли подрывать стадионы. И время скользило по венам и скулам, и время — бессовестный воин, Катаной пороло по швам, по-живому, кромсало, калечило, рвало, А тот, кто хотел их свести воедино назло разделил их по двое, И выделил им на бумажных конвертах красивые чудо-овалы.
Пустоты, пустоты, пустоты, пустоты, бетонные злые коробки, Мужские духи, ненадежные руки, бесплотная смятая простынь Кольцо злой дугою, браслет на запястье — наручники, вечные пробки, Не важно, не сложно, стереть и забыться, так нужно, так будет, так просто.
Душа разрывалась, взлетала и билась как бьются запутавшись сойки Как будто одним беспардонным движеньем ветрам перерезало крылья И сваи впивались подкожно, подвенно, вгрызались зубами в высотки Со всех этажей отпуская в полёты своих парусов эскадрилью. Она забывала, как пить забывают, как лупят по сбитым костяшкам, И будто не чувствуют режущей боли и лупят и лупят и лупят И мир в ее рваной кровавой ладони был в крошки раздробленной чашкой И в нем отыскать его было так сложно, как точку с расколотой лупой.
Потом был рассвет, через тысячу жизней, он был бесконечен и глинян, Как будто его слишком долго лепили и вот он как есть, без изъяна, И все в нем прекрасно — и все, как хотелось, вот только чего-то не влили Того, от чего вдруг бывает и глупо и больно, и как-то до ужаса пьяно. И вот он стоит бородат и потрепан, и как-то по-детски отчаян И если б на счастье давали билеты, то вот он, счастливый билетик, И ей бы сейчас досчитать до ста весен, пойти напоить его чаем, Но так не бывает, написано в книжках...
Она растворяется в лете.
...
«Вот, дура», устало захлопнув нетбук, Господь открывает скрижали «Истерика», пишет, «исправить до Пасхи». Вздыхает, вскрывает пак-коды
«Ну кто ей сказал, что любовь - это гонка, что я здесь метатель кинжалов» Ворчит и глотает остывший глинтвейн от дрожи в руках и икоты.
(с)